По ощущениям, наступило время хорошо скомпенсированных травматиков. Людей, которые годами слушали от психотерапевтов, что их способ жить — результат травматического опыта, что не обязательно справляться любой ценой (можно не любой, можно вообще не справляться, мир от этого не рухнет), что другие без тебя уж как-нибудь будут жить, а мир может быть к тебе добр. Людей, которые успели довериться этому и попробовать жить немного иначе: дышать посвободнее, выбирать посмелее, проявляться подерзче, и отпор давать, и нежность испытывать.
Опыт психической травмы в некоторой степени сравним с опытом травмы физической.
Если целостность тела однажды была нарушена, это не откатить. Физическая травма оставляет след и последствия. Иногда они меняют всю биомеханику тела и накладывают серьёзные ограничения. Иногда остается малоприметный шрам. Но в любом случае тело помнит, что безопасность, которая принималась за данность, ломается в секунду, и что свобода движения, которая так привычна, может быть ограничена или отнята в любой момент. Это внутреннее знание никуда не исчезнет и периодически будет напоминать о себе.
То же и с психикой. Человек с опытом психической травмы хорошо знает, что мир — небезопасен, люди — жестоки, порой запредельно и бессмысленно, справедливость — штука ненадежная, shit happens даже с очень хорошими людьми, которые этого не заслужили, и иногда это shit таких масштабов, что оставляет жизнь изломанной, а тебя — искорёженным. Этот опыт не расчувствовать обратно. Это знание ничем не стереть.
По моим наблюдениям, сейчас наиболее резильентными оказываются люди, которые и до 24 февраля 2022 года знали, насколько чудовищно жестоки бывают другие люди и как мало в мире логики и справедливости, и одновременно успели пережить внутри этот опыт, переработать его в той мере, чтобы познать жизнь по ту сторону травмы и укрепиться в этой жизни. В жизни, где в той или иной мере, но все равно возвращается любовь, близость, смех, гордость, нежность, радость, переживание достоинства, удовольствие, доверие.
В каком-то смысле, как бы страшно это ни звучало, для этих людей не происходит ничего принципиально нового. Все может в любой момент обрушиться. Смысла нет — тебе может прилететь ни за что. То, что тебе так дорого, оказывается таким хрупким и так легко ломается. Помощи нет. Выгребай сам. То, что раньше было ограничением, сейчас оказывается даром: быстро собраться и сориентироваться, действовать, справляться — нет варианта “не справиться”, роскошь понесправляться осталась в мирном времени.
А еще эти люди знают, как после этого можно жить. Даже у тех, у кого это знание никак не вербализовано и не может быть сформулировано, оно есть внутри. Это память о том, как однажды потихоньку возвращается переживание радости и удовольствия. Как можно строить близкие отношения, в которых есть место теплу и доверию, после того, как тебя предавали и подвергали насилию. Как бывает рост, достижения и гордость за них, даже если в прошлом чувство собственной ценности было надломано или растоптано. Да, это жизнь со шрамами, которые болят на погоду. Но это жизнь. Она есть. Она возвращается и, как упрямые весенние побеги, пробивается в ближайшую доступную трещину в асфальте.
В нашем теле, как и в нашей психике, заложен колоссальный ресурс для самовосстановления. Если этой внутренней силе не мешать, она сделает свою работу. Большая часть работы психотерапевта — разбирать завалы на пути этой силы, а дальше она справится.
Люди, которые успели в мирное время разобрать прилично этих завалов, имеют опыт интеграции. Они умеют вмещать в свой мир чуть больше и сходить в этом с ума чуть меньше, возвращаться из разобранного в хлам состояния чуть лучше. Они чуть лучше приспособлены выживать в войне — в метафорическом смысле, но бывает, что и в буквальном, но и чуть лучше знают, как жить, когда она закончится.
Они знают, что война снаружи заканчивается, в внутри продолжается и возвращаться с неё долго. Но забирать себя оттуда можно. Снова и снова. Возвращать себя и оставаться живым.
Источник: канал @therapyreal
